Осечка

В начале лета Серёга купил у своего друга односельчанина Валерки старенькое ружьё ИЖ-17 и в придачу фанерный чемоданчик с охотничьими принадлежностями к нему: латунными гильзами, мерками, прибором для снаряжения патронов «Барклай», а также дробь и банку пороха «Сокол».

Полмешка резиновых утиных чучел он нашёл ещё прошлой осенью в камышах на пруду, их, наверное, забыли там по пьянке городские охотники. Теперь после работы тракторист торопился домой, быстренько помогал жене Любке накормить поросят или полить грядки в огороде, а потом начинал  приводить одностволку в порядок. Сначала отсоединил все деревянные части, соскоблил с них осколком стекла остатки грязи, смазки и покраски, с замка и ствола стёр мелкой наждачкой ржавчину.

Очищенное ложе отдал учителю рисования, тот вырезал на нём голову лося с рогами, пропитал сначала морилкой, потом паркетным лаком, металлические части покрыл печным лаком. Новый хозяин остался доволен работой, а Валерка, увидев обновлённое ружьё, удивился его шикарному виду.

Для снаряжения патронов не хватало пыжей. Серёга сделал из трубки от велосипедного седла пыжерубку, из голенищ изношенных валенок и картонных корочек от старых  учебников нарубил пыжей и снарядил все три десятка гильз. Два патрона он потратил на стрельбу по мишени, нарисованной на обрывке рубероида мелом, а три - по стаям голубей, которых много кормилось на мехтоке.

Ружьё било кучно и не давало осечек. Хозяин считал себя полностью готовым к летне–осенней охоте, мечтая на её открытие поехать на пруд, где много крякашей и чирков, зимой по первому снегу в лесопосадках тропить зайцев, а позднее, в морозы, когда зверь подойдёт к жилью, возле кошары сделать засидку и вечерами стрелять лисиц с корсаками. В обществе охотников он не состоял, чтобы туда вступить, требовалось брать рекомендации от двух опытных охотников, потом ехать в район к председателю, писать заявление, но этого не хотелось, да и зачем ненужные мытарства, если уже есть ружьё.

Во второй половине лета началась уборочная, и Серёга с трактора пересел работать на комбайн «Дон». Сидя за штурвалом, увидел разодетых в камуфляж и болотные сапоги важно разгуливающих по плотинке пруда городских мужиков, и только сейчас понял - подошло открытие охоты. Стало даже немного досадно, что приезжие беспрепятственно охотятся, а он у себя дома может лишь вкалывать и наблюдать, как это делают другие. Стояла хорошая погода.

Днями дул слабый юго-западный ветерок, к вечеру он прекращался, наступала тишь. Бывший моряк Валерка говорил: «В степи полный штиль». Пыль от работающих комбайнов стояла над полем, туманом висела в кабине, оседала на ресницах, скрипела на зубах, а после сильного кашля отплёвывалась чёрными кляксами. Работать приходилось почти целыми сутками, и только к полуночи комбайнёры останавливались на передышку, а утром, на заре, после высыхания росы, снова приступали к молотьбе. Озимые убрали, оставались поля с яровыми. 

Еду доставляли прямо к комбайнам. Каждый день в обеденный перерыв приезжали на «газике» бригадир с парторгом или с райкомовским инструктором и рассказывали хлеборобам о всяких новостях и обязательно о международном положении. Слушать их особого желания не было, в это время просто хотелось спать или мечталось об охоте. В очередной приезд бригадир известил: «Из Обкома поступила телефонограмма, погода на днях должна измениться, так что, ребята, ждите выходного». 

Дождь начал капать на вторые сутки. Вся уборочная техника остановилась. Комбайнёры разъехались по домам. Любка ждала мужа, к его приезду натопила баню, напекла пирожков, выставила на стол всяких разносолов и бутылку водки. Серёга напарился до звона в ушах и смыл с тела накопившуюся двухнедельную грязь. Вечером, наевшись вкусной еды и выпив три рюмки, в объятиях жены чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, а мысль об охоте на какое-то время ушла.

Утром на улице стояла непролазная грязь. По такой слякоти на пруд не проедешь. После ухода Любки на работу отвыкший от чистой постели Серёга ещё какое-то время валялся, нежась на свежей простыне, а после завтрака вышел во двор. Реденькими каплями шёл дождик, он то прекращался, то вновь шелестел по шиферу крыш сараев и дома. За долгое отсутствие на уборке работы в хозяйстве накопилось немало, но по сырости делать её не хотелось. После обеда разъяснило, а когда жена вернулась с работы, грязь уже частично подсохла. Серёга к этому времени подготовил к поездке  свой мотоцикл ИЖ: подтянул цепь, долил в бак бензин, подкачал колеса и бросил в люльку мешок с чучелами. За ужином он между делом предложил Любке вместе прокатиться на охоту, она с радостью согласилась.

Приехали на пруд. Серёга обломком палки принялся очищать набившуюся грязь за открылком заднего колеса и совершенно забыл про жену, а она между тем поднялась на плотинку. Завидев неожиданно появившегося человека, с воды взлетели утки. Раздосадованный на бабу, бестолково распугивающую дичь, охотник незлобно ругнувшись, заторопился к берегу. Совсем рядом, из чакана, поднялась кряковая. Пока он впопыхах снимал с плеча ружьё, потом заряжал, взводил курок, птица уже успела улететь безнадёжно далеко. Ругнувшись повторно, Серёга поднял голенища болотных сапог, вывалил на траву из мешка чучела и начал устанавливать их на воду, стараясь зайти подальше к камышу. 

Установив последнюю резиновую утку, охотник глянул в сторону плотинки. Там, на берегу, с одностволкой стояла Любка и целилась ему прямо в лицо. Чёрное отверстие дула зловеще уставилось в глаза хозяина ружья. Всего несколько метров отделяло их.

- Положи, дура, это тебе не игрушка, - крикнул он. 

Жена опустила ствол. Выйдя на сушу, Серёга запальчиво, срываясь на крик, стал объяснять ей, что даже палка сама по себе стреляет раз в год, а любое оружие никогда не нужно направлять на человека. 

- Нечего орать, ведь твоё ружьё все равно не стреляет, - обиженно промямлила она, всем видом говоря, что вот так, из-за какого-то пустяка муж обозвал дурой, да ещё и кричит как на провинившуюся школьницу. 

Скоро должен начаться лёт утки. Серёга, уже не обращая внимания на этот лепет, взял из рук глупой бабы одностволку и велел ей быстрее спрятаться под куст тальника, а сам поспешил в камыш к чучелам.

Находясь в воде, охотник решил зарядить ружьё, и, к великому удивлению, обнаружил в нём патрон с круглой вмятиной на капсуле. Внимательно приглядевшись, понял, что её оставить мог только боёк. Удивление вмиг сменилось тревогой. Прокручивая в мыслях последовательность своих предыдущих действий, вспомнил, что после неожиданно вылетевшей из камыша утки, он зарядил одностволку, взвёл курок, но стрелять раздумал и занялся установкой чучел.

Находясь выше колена в воде, ему приходилось наклоняться над каждым из них, а приклад то и дело соскальзывал со спины и намокал. Ружьё тогда пришлось оставить на берегу, легкомысленная Любка, совершенно не задумываясь, чем это может закончиться, словно безобидную игрушку взяла его, уже подготовленное к выстрелу, навела мушку прямо на Серёгу, и нажала на спусковой крючок.

Раскалённой искрой обожгло сознание мужика, что всего лишь несколько минут назад от неизбежной смерти его спасла осечка, и сразу же неожиданно потемнело в глазах, ноги подогнулись в коленях, в сапоги потекла вода. Хлюпая залитой обувью, как во сне охотник выбрел на берег и обессиленный сел на траву. 

Домой приехали уже в полной темноте. Серёга переоделся в сухую одежду, пока жена собирала еду на стол, взял из холодильника бутылку с оставшейся со вчерашнего вечера водкой и выпил залпом. Хмель не брал, душу щемила тревога и какая-то необъяснимая пустота. Мужику захотелось напиться и всё случившееся на пруду забыть.

Припрятанная бутылка лежала в гараже, ею расплатилась соседка, которой ещё до уборки он вывез на тракторе со двора навоз и мусор. Выпивая в одиночку водку, Серёга представлял, что могло произойти на пруду, если бы выстрелило ружьё, и, как в мистическом кино, откуда-то со стороны, видел себя, упавшего в воду с изуродованным дробовым зарядом лицом и беспомощно раскинутыми в стороны руками. Видел и во всех подробностях Любку, с одностволкой на берегу. В первые мгновения, ещё не успев толком понять, что по её вине случилась трагедия, она смотрела на всё с глуповатой растерянностью. 

Пустота в душе не проходила. После каждого стограммового стаканчика нарастала агрессивность. Допив водку, Серёга выковырнул гвоздём из патрона пыж, высыпал на пол гаража дробь, вместо неё натолкал обрывки газеты и, зарядив ружьё холостым патроном, вышел с ним наперевес в темноту двора и решительно направился в дом. Жена в это время мыла посуду. Муж, появившись в кухне с наведённым на неё стволом, рявкнул:

- Значит, моё ружьё не стреляет? 

Сбивая табуретки, Любка испуганно заметалась по комнате, и, оттолкнув Серёгу, с трудом попадая в проём распахнутой двери, кинулась бежать. Целясь ниже спины, он успел выстрелить вдогонку… Раздался визг.

Утром тёща вызвала участкового. Ружьё у зятя отобрали, а его самого посадили в клетку, и только на следующий день выпустили. Уборочная продолжалась до середины сентября, комбайнёры в дождливую погоду приезжали домой ещё два или три раза.  Любка на это время уходила ночевать к матери, и, помирившись с Серёгой к октябрю, показала на своей ягодице красновато лиловую точку размером с пятак, оставленную пыжом из газеты.

Николай Шувакин.