Экономика должна быть экономной

---

Короче так, мужики, уж если об экономии говорить, расскажу я вам. После войны дело было, в конце сороковых, я уже в седьмом классе учился. Ладным охотником себя считал, мордушки плести умел на карасей из тальника, зайцев петлями ловил, куропаток — в пленки из конского хвоста, косачей — на токах.

В общем, в те военные годы семью подкармливал всяко-разно, если учесть еще, что все лето я удочку из рук не выпускал и к 6 часам утра ежедневно приносил домой снизку пескарей и окуней (это входило в мои обязанности). Правда, ружьишка-то у меня не было, хотя мечтал о нем с самого детства.

На ондатр

И вот однажды весной заставила меня мама разбросать старую грядку под огурцы и наложить свежую. А грядка была метра полтора высотой и метров 20 длиной. Разбрасываю, что делать? И вдруг в одном месте вилы обо что-то железное «бряк». Я это самое аккуратненько вытаскиваю из навоза, а там шестигранный длиннющий ствол. И курок, и все на месте, только приклад малость подгнил, короче, вовсе раскрошился. Сколько он в этой грядке пролежал? Наверное, с гражданской войны. Как увидел, чуть не помер.

Ну, думаю сам себе, я из него кровь из носа человека сделаю. Аккуратненько так достаю ружьишко, боюсь какую запчасть потерять. Очистил все втихаря, смазал и давай приклад варганить. Из березы ножом вырезал, и никто ничего не знает. В шалаше все это вырезал, он у меня замаскированный был — никто не нашел. Месяц, однако, ушел на приклад, но все вырезал как подобает, согласно сгнившему. Все приспособил, приладил, завинтил как положено.

Зарядов только не было: ни пороху, ни дроби, ни капсюлей. А капсюли-то сверху надевались как стаканчики, такие еще выпускали в то время, и они у нас в ондатровом хозяйстве продавались за пушнину. Пришлось научиться ондатру добывать. Оказалось, дело несложное, были бы капканы, а их продавали в хозяйстве — бери — не хочу. Но денег-то где взять? Тогда, помню, костями, лесками, крючками принимали, деньгами отоваривали. Набрал я костей на десяток капканов и давай их ставить на ондатру. Приспособился быстро: на любой островок ставь, и ондатра твоя. Их принимали тогда прямо в тушке, в ондатровом хозяй¬стве свои обдирщики штатные работали. Шкурку пускали в хозяйство, а тушку в чайную сдавали, там ее вместо утятины продавали, все знали и ели только так. Я и сейчас ондатрой не побрезгую: мясо как мясо. А что, хвостину отсек, шею с железами тоже — и ничем не пахнет, от утя¬тины не отличишь.

Дробь тогда на стрельбище добывал. В то время в школе воен¬ные кружки были, и каждое воскресенье устраивали соревнования по стрельбе, а я потом эти пульки выковыривал из глины. Наковыряешь тозовских пулек, откатаешь на двух сковородках — хватало. Вот только с порохом проблема была, но и ту я решил. В химический кружок стал ходить и делать самодельный порох из активированного угля, селитры и серы. Правда, он слабже магазинного, но две мерки сыпанешь — в общем, било нормально. На ондатр-то боеприпасов давали совсем ми¬зер, только на капсюли хватало, остальные сам делал.

Садко ружьишко было, метров с 10—15 на току как дашь — голову у косача отрывало. Побил я из этого ружьечишка косачей, уток, гусей, несколько зайцев... Потом ружье милиционер отобрал. Я ворону в ого¬роде шарахнул за то, что несколько цыплят утащила. А жили мы рядом с милицией. Тут же милиционер прибежал, отобрал, себе забрал.

И дичь, и мясо, и рыба

Да, про экономию-то я и забыл. Итак, дело было ранней весной. Пошел я на протоку, Захребетная называлась. Там первая полынья от¬крывалась, а потому первая водоплавающая дичь именно в этом месте и появлялась. Издалека заметил здоровенного гуменника, плавает прямо посреди полыньи. Пополз я к нему, коленки трясутся, боюсь спугнуть, а заряд-то всего один, второй со ствола по-новой заряжать надо. Благо¬получно подкрался: прошлогодняя трава высокая, скрадываться легко.

Гусак плавает, ничего не подозревает; крыльями хлопает, клювом пе¬рья перебирает, рад не рад, что до воды добрался. Я немного успокоился, не тороплюсь, пристроил ружье на бугорке и держу его на мушке. А протока неширокая, метров 40, мне и тот берег видать хорошо. Жду, когда гусь остановится, как бы не промазать. Я тогда и не знал, что влет стрелять можно, бил только по неподвижной цели. Краем глаза замечаю: по той стороне, прямо по бережку, заяц скачет. Вот, думаю, повезло, сейчас спарю их.

Заяц, как по заказу, прямо против гуся остановился, ушами стрижет, и гусь замер, на зайца, значит, вылупился. Тут я и нажал на спуск. Заволокло все дымом, как обычно, ничего не видать. Только слышу: по воде хлопает крыльями, значит, думаю, попал. Через некоторое время разъяснило, смотрю, лежит мой гусь на спине, красными лапами еле шевелит. Раскатал я голенища и полез за добычей, протока мелкая была. До гуся шутя дошел, по колено всего. Поднял его за голову, аж шея захрустела у него — до чего жирный, не меньше домашнего.

Посмотрел на берег, лежит заяц, метрах в десяти. Оставил гуся и дальше пошел, все глубже и глубже, два пальца запаса осталось, а достать до берега не могу. Я и так, и сяк, и сверху, и снизу зайду. Потом думаю: наплевать, не бросать же добычу, потом высушусь. Шаг-другой, и чуть не по пояс ямка оказалась. Хватаю зайца за уши и через протоку выскакиваю на берег. Слышу, кто-то в сапогах трепыхается да громко так хлюпает. Стал сапоги скидывать. Представляете: ведра полтора сороги через верх зачерпнул. Видать, в ямке пристоялась, ее в сапоги и затянуло. Вот это я понимаю экономика: один выстрел — и дичь, и мясо, и рыба.

— Ну ты и сочинять, Михаил Иванович!
— Дело ваше, не веришь, прими за сказку, сапоги-то я в ондатровом брал, 46-го размера, меньше не было.
— Ну, если 46-го, туда и пара ведер влезет, — подковырнул один из напарников.
— Не верите мне, спросите у Кольки Холмогорова. Он тогда мне навстречу попался. С удочкой на эту протоку шел свежей рыбешки поймать. Посидели, покурили, я ему все как было рассказал и сороги с полведра отделил, тяжело тащить было. Он соврать не даст. Экономика должна быть экономной, так я ему тогда и заявил.

Борис ЗАВАЦКИЙ/